И забрали меня в солдаты…

 

Приближался день, написанный чёрными чернилами в повестке из военкомата на серой, газетной бумаге. Это было 7 октября 1980 года.

Когда повестку принесла наша почтальонша, я обрадовался. Тогда служить в Советской Армии было почётно, и любой парень мечтал об этом. А если комиссовали, то это был позор. Это означало, что ты какой-то негодный…

Осенью 80-го я дорабатывал на уборке сахарной свеклы в нашем колхозе «Бируинца». Работал я на новом свеклоуборочном комбайне СК-6. Колхоз приобрёл его в этом сезоне. Спал я тогда по 4 часа.

Мать и отец, после того как я получил повестку, волновались, и часто в их разговоре я слышал такие фразы, как «А там, в Афганистане, война…». Я тоже знал, что в Афганистане началась война, но в повестке была указана команда К-270. Это означало, что я буду служить в ГСВГ (Группе советских войск в Германии).

Пришёл долгожданный день 6 октября, и вечером собрались сельчане, председатель колхоза и парторг провожать меня в армию. За столом все желали служить достойно, беречь себя и Родину. В этот же вечер проводили в армию и моего друга детства Володю Зосян. Председатель колхоза и парторг поблагодарили за ударный труд на уборке урожая и подарили чемодан, электробритву, альбом и ручку.

Утром нас погрузили на грузовой автомобиль и повезли в районный центр город Рыбница. Там после медкомиссии отправили автобусами в Кишинёв, в республиканский пункт сбора призывников. Сами можете представить себе, что это такое. Территория с казармами и тысячи молодых людей, которые только что оторвались от домашних пирожков, но ещё не солдаты. Несколько раз были групповые драки, в которых участвовал и я. Дрались район на район. Там несколько дней ждали, пока формировали команды для отправки в воинские части и другие пункты сбора призывников.

На третий день нас погрузили в поезд и отправили в Белгород-Днестровский под Одессой. По дороге ребята стали выкидывать домашнюю пищу через окно вагона, думая о том, что солдатские харчи будут вкуснее. Потом мы убедились, что мы ошиблись. Настали времена, когда пищи не хватало, и мы ходили полуголодные. В течение недели проходили медицинскую комиссию, получили обмундирование. Помню, мне не хватило сапог, так как 45 размер закончился, и я день ходил в кроссовках. Одевали нас не как солдат, которые служили в СССР. Например, у нас была форма ПША, а не ХБ, как в Союзе, сапоги полуяловые, ремни кожаные.

В Белгороде несколько раз старослужащие хотели отобрать у нас деньги. Однажды ночью, когда к нам пришли желающие поживиться, первого, кто был ближе ко мне, я стукнул табуреткой. Потом встали и другие ребята, и мы их здорово побили. После этого мы дружно объединились, и к нам больше никто не приставал.

 И вот, примерно после двухнедельного нахождения в Белгороде, настал день, когда нас погрузили в самолеты ТУ-154, и мы полетели в Германию (аэродром в г. Цербст). На военном аэродроме нам навстречу попалась колонна дембелей, улетающих в Союз. Они приветствовали нас дружным гоготом, свистом, криками «Духи, вешайтесь!», в нашу колонну полетели несколько ремней. Ночь переночевали в палатках. Сутки на поезде со скоростью черепахи, и вот он – Франкфурт-на-Одере! Ночной марш по городу особенно врезался в мою помять. Темно, капал осенний дождь… Гигантская колонна - несколько тысяч человек, которую сопровождали военные регулировщики, одетые в кожаные плащи чёрного цвета, а также суровые парни на мотоциклах из комендантского батальона - чтобы мы не разбежались. Кто-то ещё кричал «ШНЕЛЬ… ШНЕЛЬ!»…

На пересылке во Франкфурте–на–Одере мы прошли весьма поверхностный медицинский осмотр, кажется, искали, в основном, кожные болезни вроде чесотки, и не без успеха. Холодно было и в первую ночь, когда нас загнали в казармы-бараки. Спали на нарах, голых досках, как селёдка в банке. Спали в шинелях, сапогах и в завязанной шапке, а под головой - вещмешок. Спросите, почему? Чтобы не своровали. Нас сразу предупредили, что будущие дембеля воруют шинели, ремни, шапки и сапоги. Кормили плохо. У меня закончился сухой паёк. А в столовую не хотелось идти, так как там всё происходило быстро и по «уставу». Бывало так, что, вбежав в столовую, солдаты не успевали поесть, а прапорщик уже стучал резиновой дубинкой по столу и кричал: «Закончить приём пищи!» Бывало и так, что в столовую не заводили, а загоняли бегом, да ещё и не по одному разу, повторяя этот забег снова и снова под предлогом того, что все вбегают через двери недостаточно быстро.

Знакомых ребят, с которыми я прилетел из Молдавии, стали разбирать «покупатели», потом уехал и мой друг Володя. Я остался один среди тысячи незнакомых ребят со всего Союза.

Но пришёл день, когда ко мне подошли майор и прапорщик с голубыми погонами. Майор посмотрел мои документы и спросил: «Хочешь у нас служить?» Я был удивлён, что он так меня спрашивает, я уже был убеждён, что в армии с твоим мнением не считаются: «Ты должен служить Родине, и всё!» «Конечно, хочу» - ответил я. Понял потом, почему они меня выбрали. Я закончил школу с отличием, был кандидатом в мастера спорта по волной борьбе… После этого мы поехали в часть. Приехали, и я увидел: везде порядок, ребята в беретах, и я подумал, что попал служить в ВДВ. Потом узнал, что это 3-я Отдельная гвардейская Варшавско-Берлинская Краснознамённая ордена Суворова бригада специального назначения ГУ ГШ ВС СССР (3 обрСпН и в/ч 83149).

 Субботу и воскресенье после приезда мы отдыхали, смотрели кино два раза в день, нас хорошо кормили. В понедельник утром я проснулся рано и слышу, как старшина говорит сержантам: «Ну что, начнём!» После этого я услышал крик дневального «Рота, подъём!» И мы побежали, как поётся в песне, «километры мотать!»… До дембеля ещё было далеко. Около 720 дней…

На фотографии я с другом Володей (октябрь 1980 г.)